Знакомьтесь, валлийский актер Анайрин Барнард. Он сыграл Бориса в «Щегле»
Фотография: Stefanie Keenan / GettiImages
В прокате — «Щегол». Одну из лучших ролей, эмигранта Бориса, поделили между собой молодые звезды кинематографа — Финн Вольфхард («Очень странные дела») и выходец из «Дюнкерка» Анайрин Барнард. Мы встретились с последним на кинофестивале в Торонто и побеседовали с восходящей звездой о карьере и русском акценте.
Подробнее на afisha.ru
— Как воспитанный валлийский мальчик получает роль русского иммигранта с криминальными наклонностями?
— Бог знает, может, все дело в старом добром актерстве? Я убедил Джона Краули (режиссера фильма «Щегол». — Прим. ред.) в том, что смогу справиться с ролью, а он, вероятно, увидел во мне Бориса. Есть такая передача — «Русские в Лондоне» — вот с нее я и начал свою подготовку к роли. Да и потом я до этого снимался в России и Украине, провел в первой стране два с половиной месяца, во второй — два месяца, так что у меня было некое представление о том мире и акцентах, ведь в зависимости от региона, у каждого свой акцент. Так что когда я пришел на прослушивание Бориса, я был уверен, что для начала у меня все не так уж и плохо. А дальше уже надо было работать — доводить акцент до ума с нашим учителем по диалекту. Еще для роли мне сделали протезы, так что мне было трудно справляться с русским акцентом, когда во рту было 32 фальшивых зуба. Хотя по книге у него стоят виниры! У него появляются деньги, он заботится о своем имидже и о том, как он выглядит.
На съемках мне нужно было есть фаршированные яйца, а они постоянно застревали в этих зубах — мне кажется, за время съемок я съел сотню яиц, и мне стало так плохо от них, у меня было ужасно сухо во рту!
— Вы репетировали вместе с Финном Вольфхардом, который играет юного Бориса?
— Насколько я понимаю, это был осознанный выбор — сначала снять все взрослые сцены, а уже потом перейти к детям. Словом, начать с конца, а уже потом отматывать к началу. Финну дали записи моего голоса из фильма, чтобы он мог перенести что‑то на себя и мы были похожи. Я помню, что мы встречались у нашего учителя по диалекту, что было очень полезно. Мы почти не обсуждали Бориса, но часто говорили о музыке — мне было интересно узнать о его группе, я играю на гитаре, он играет на гитаре, мы обсуждали AC/DC, Rolling Stones, Led Zeppelin. Я вырос на этом, и Финн знал их всех — у него какие‑то энциклопедические знания в музыке. Особенно для его возраста. Я был потрясен! Так мы поняли, что сможем сыграть одного персонажа.
— На кинофестиваль в Торонто вы привезли сразу три фильма — «Щегла», «Историю Дэвида Копперфильда» Армандо Ианнуччи и «Радиоактивно» о Марии Кюри. Чем можно объяснить такую востребованность? Это прорыв в вашей карьере?
— Для меня это очень большая честь. Даже один фильм на кинофестивале в Торонто — это о-го-го! Я всегда мечтал, чтобы один из моих фильмов оказался на TIFF, а тут сразу три! Я уже не знал, как радоваться! Это три разных фильма, снятые тремя очень разными режиссерами. Что особенно приятно — все три мои персонажа не похожи друг на друга, так что, может быть, таким образом мне удастся доказать, что я неплохой актер?
«Щегол»
— Вы теперь живете в Лос-Анджелесе?
— Нет, я родился в Уэльсе, но последние десять лет живу в Лондоне — мне нравятся времена года и сезонность, для меня двух недель дождя в год — недостаточно.
— Отсматриваете свои фильмы?
— Стараюсь этого не делать, к примеру, прошлой ночью я был на премьере «Истории Дэвида Копперфильда». Смотрел фильм до тех пор, пока мое лицо не появилось в кадре, — тогда приходилось закрывать глаза или отворачиваться от экрана. Но проблема в том, что я все равно слышу свой голос, — так что могу себе представить, как я там выгляжу. Короче, бессмысленное занятие. Мне нравится сниматься в кино и играть в театре, мне нравится наблюдать за другими, но не за собой. К примеру, в «Щегле» мне нравилось наблюдать за Николь [Кидман], Джеффри [Райтом], Оуксом [Фегли], но на себя я смотреть не могу — у меня обсессивно-компульсивное расстройство. Я никогда не буду полностью доволен собственной работой. Порой мне приходится заставлять себя остановиться, — а то я буду просить дубль за дублем, снова и снова — так мы фильм никогда не снимем. Мне трудно наслаждаться рабочим процессом.
— Тогда не представляю, сколько вам пришлось выпить водки, чтобы сыграть ту сцену Бориса!
— Ха, я выпил только в паре сцен, мне не разрешали пить водку во всех 25 версиях одной и той же сцены. Мне дали одну стопку, а потом уже просто воду, а то был бы совсем другой фильм.
— Вам часто говорят, что вы похожи на Руфуса Сьюэлла
?
— Да, довольно часто, мы с ним хорошо знакомы — я называю его всегда своим дядей Руфусом. Ему это даже нравится, я стараюсь не называть его отцом, чтобы он не обиделся. Для меня это большой комплимент, он один из лучших британских актеров! Каждый раз, когда мы вместе, пьем кофе, к примеру, прохожие всегда смотрят на нас и думают, что мы родственники.
— А что вас побудило стать актером? В школе захотелось?
— Нет, дело не в школе. Там, где я учился, не было актеров. В моем родном городе все работали на заводе или были шахтерами. Да, Энтони Хопкинс и Майкл Шин родились в 45 минутах езды от нашего городка, но я-то не оттуда, — когда живешь в таком месте, даже 15 минут дороги кажутся путешествием в пять часов. Я влюбился в сам просмотр кино и даже понятия не имел, что есть такая опция — быть актером, что можно играть в кино. Ребенком я не мог себе и представить, что такая работа существует. Мне казалось, что все актеры живут в волшебной стране. А мне нравилось притворяться другими людьми. Мама говорит, что я с 4–5 лет начал кривляться. К примеру, шел по улице и притворялся, что я — Чарли Чаплин. Натягивал куртку отца или пиджак дедушки и их огромные ботинки! Представляете? Я этого не помню, но мама говорит, что все так и было.
«Дюнкерк»
— Говорят, что в Торонто вы привезли еще и своего ребенка?
— Да, младенцу семь месяцев! Он прекрасен! Открыл для меня так многое в жизни!
— Например?
— К примеру, умение стоять на ногах после всего часа сна ночью. (Смеется.)
— Когда‑нибудь хотели стать певцом?
— Нет, я актер, а не поп-звезда!
— Да, но у Финна Вольфхарда же есть своя группа, и это не мешает его работе актера.
— Но у меня ребенок, дома я играю на гитаре и сам пишу музыку. Если меня позовут спеть в кино, фильм будет подходящим, — наверное, я не откажусь. Люблю петь.
— Расскажите о съемках «Щегла».
— Мы снимали фильм в 2018 году — это было так давно, теперь с трудом могу вспомнить, кого я играл! Шучу-шучу, я помню, когда работаешь над таким фильмом, то сложно забыть, с людьми какого калибра ты работаешь, впрочем, как и то, что это адаптация популярной книги с огромным полчищем фанатов. Еще и гигантская студия стоит за нашими плечами. Но мне приятно быть частью этого.
— А вы читали книгу до того, как получили роль? Насколько сложнее работать над фильмами-адаптациями, если сравнить с фильмами, снятыми по оригинальным сценариям?
— Я снимался в экранизациях книг и до этого, так что я знал, как это работает. Когда люди читают, у них появляется свое видение героя, у каждого свое, но когда вы снимаете фильм, важно помнить, что это кино — это существо другого рода, поэтому на пару часов вам нужно забыть о книге, которую прочитали, и довериться нам. Потому что если я начну играть Бориса, которого представляли себе вы и еще сотня других людей, тогда это уже будет Борис-шизофреник и совсем другое кино.
Что касается меня, то «Щегол» всегда был книгой, которую я видел в аэропортах, видел надписи, что это бестселлер номер один, плюс все в моем окружении говорили об этой книге. Я брал «Щегла» в руки, видел 700 с лишним страниц и тут же вспоминал, что мне завтра надо сниматься, что надо репетировать, и клал книгу обратно на полку. Но однажды все же взялся, и мне книга очень понравилась.
— Вы уже работали с Кристофером Ноланом над «Дюнкерком», с Армандо Ианнуччи над «Копперфильдом», теперь с Краули над «Щеглом». Вам нравятся требовательные режиссеры?
— Я вам скажу, чем они похожи! Они все проделывают столько подготовительной работы перед разговором с актерами, так что какой бы вопрос вы им ни задали, у них обязательно будет готов ответ. Они работают до крови, пота и слез, чтобы сделать все правильно, и досконально знают свою историю. Помню, когда мы только начали работать с Джоном Краули, я попросил его не сюсюкаться со мной. Чтобы он честно говорил, если ему что‑то не нравится. Он так и сделал, а я потом сокрушался — зачем я об этом попросил! (Смеется.)
Такие режиссеры работают до изнеможения. Именно поэтому им так доверяют. Даже если они попросят упасть на четвереньки и гавкать как собака. Да, пожалуй, сложно такое представить в истории Дюнкерка, но если о таком попросит Крис [Нолан], тогда я попробую!
