Выживший после теракта-1999 на Каширском шоссе раскрыл страшные детали

«Проснулся и понял, что лечу»

20 лет назад в Москве произошли два чудовищных теракта. 8 сентября 1999 года в 23 часа 59 минут 58 секунд в районе Печатников, на улице Гурьянова, была взорвана 9-этажка. В результате обрушения двух подъездов погибли 106 человек, еще 690 получили различные ранения.

Через 5 дней, 13 сентября, когда был объявлен общенациональный траур, в 5 часов утра произошел взрыв в подвальном помещении 8-этажного дома №6, корпус 3, по Каширскому шоссе. Кирпичный дом был полностью разрушен. Погибли 124 человека, лишь двум жильцам, кто тогда был дома, удалось спастись. Это 24-летний Максим Мишарин, который жил на втором этаже, и 42-летний Юрий Сафонцев, чья квартира располагалась на седьмом этаже.

Накануне скорбной даты Максим Мишарин рассказал «МК», что тогда пережил ранним утром, о погибших родителях, долгой реабилитации, врачах, которые поставили его на ноги, письмах поддержки и травмах, которые до сих пор дают о себе знать.

Выживший после теракта-1999 на Каширском шоссе раскрыл страшные детали

«Эпицентр взрыва был прямо под нашей квартирой»

На месте взорванного дома №19 на улице Гурьянова и соседнего дома №17, который был поврежден взрывной волной, теперь стоят четыре 25-этажки, а рядом — храм-часовня в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость».

На месте разрушенного взрывом дома на Каширском шоссе был возведен памятный знак в виде небольшой часовенки. Позже здесь появилась мемориальная доска, на которой золотом были выбиты имена 124 погибших. Чтобы ее установить, среди местных жителей проводился опрос. Было немало тех, кто не хотел, чтобы жилая зона напоминала кладбище…

За 20 лет маленькие елочки и лиственницы вымахали на добрых десять метров. На розовой гранитной плите стоит корзина с гвоздиками, лежат лилии и хризантемы. Около подножия часовни кто-то поставил иконки, свечи, а еще здесь много детских игрушек. При взрыве дома погибло много детей.

— Я несколько раз в месяц прихожу сюда, когда возвращаюсь с работы, — говорит Максим Мишарин. — У меня нет ощущения, что это братская могила, наоборот, мне здесь очень спокойно. Стою у часовенки, молюсь. Каждый год, накануне 13 сентября, ставлю у лампадки фотографию родителей. Мечтаю, чтобы они мне чаще снились. Но это происходит редко. В такие дни просыпаюсь счастливым, кажется, что мама с папой живы, и не сразу понимаю, что это всего лишь сон.

При взрыве дома погибли целые семьи. Читаю фамилии и имена на мемориальной доске: Чепурины Андрей, Михаил, Галина, Лариса, Юля. Кобец Арина, Диана, Ирина, Сергей. Никитины Алексей, Елизавета, Наталья. Жуковы Алевтина, Любовь, Светлана. Варданян Виктория, Генриетта, Сергей…

Подойдя к плите, Максим проводит ладонью по надписи «Мишарин Феликс Петрович, Мишарина Вера Васильевна». Его отцу было 58, маме — 50.

— В то лето 1999-го они часто приезжали ко мне в Москву на выходные, — рассказывает Андрей. — В воскресенье, 12 сентября, должны были уехать домой, в Тверскую область. Но остались до понедельника из-за неудобного расписания электричек. Им нужно было пересаживаться с одного электропоезда на другой. А в пять утра прогремел взрыв.

Максим сотни раз прокручивал события того раннего утра в голове.

— Было уже достаточно светло. Я очнулся от собственного крика, понял, что лечу. Потом был сильный удар. Открыв глаза, увидел очертания соседних домов, школу. В воздухе висела взвесь из пыли и песка. Кругом были битые кирпичи, обломки бетонных плит, арматура. Я подтянулся на руках, вылез на гору камней. Ноги у меня были переломаны, закручены. Перелезть дальше через плиты я не мог. Когда пыль стала оседать, увидел выбитые окна в соседних домах, осознал окончательно, что произошел теракт. Тем более что пять дней назад взорвался дом на улице Гурьянова.

— Кого-то увидели рядом?

— Нет. Стояла тишина. Никто не стонал, не кричал, не звал на помощь. Я спал на одном диване с мамой. Стал смотреть, не выглядывает ли где из-под камней рука или нога. Ничего не увидел. Все было в пыли, в одном серо-землистом цвете.

Эпицентр взрыва был прямо под нашей квартирой, мы жили на втором этаже, мешки с гексогеном взорвались в подвале. Меня приподняло вместе со всем домом. Видимо, довольно высоко подбросило, потому что я помню, как долго летел вниз. Удивительным образом я не попал ни под какую плиту, меня не засыпало кирпичами. В голове стоял гул, у меня была контузия 3-й степени.

— Кто вам пришел на помощь?

— Из соседних домов стали выбегать жильцы. Несколько человек, заметив, что я шевелю руками, стали тащить меня наверх. Я хотел крикнуть им: «Ищите маму, здесь рядом должна быть мама». Но вместо слов раздался только хрип. Рот был забит песком, когда летел вниз, я кричал.

Меня начали вытаскивать из завала, одна нога была где-то за плечом, когда меня подняли, она болталась, причиняя сильнейшую боль, помню, я сказал: «Поднимите ногу, ногу тоже держите». Двое человек подхватили меня за корпус, третий — за ногу. Так потихонечку и спустили меня вниз. Вынесли к Каширскому шоссе. Я остался лежать почти голым на мокром асфальте. Моросил мелкий дождь. Потом кто-то сверху накинул на меня куртку. Все спешили к завалам, где еще могли оказаться живые люди. Счет шел на секунды.

«Маму нашли второй по счету, отца — шестьдесят седьмым»

— «Скорая» быстро приехала?

— Я тогда потерял счет времени. Мне казалось, что быстро. Но за время ожидания успел простудиться, подхватил воспаление легких. Прибывшие медики сразу вкололи обезболивающее, на лицо надели маску. Я отключился. Ехать долго не пришлось, 7-я городская больница была недалеко, на Коломенском проезде. Очнулся уже в реанимации. Одна нога была загипсована, на растяжке, там был сложный перелом со смещением. Вторая нога тоже в гипсе, на животе шрамы. Мне удалили селезенку, зашили желудок и печень. Также было проколото легкое в трех местах. Когда был без сознания, находился на искусственной вентиляции легких.

Максим Мишарин с большой теплотой вспоминает двух молодых врачей — анестезиологов-реаниматологов Дениса Проценко и Андрея Петрова.

— Эти два врача меня буквально поставили на ноги. С Денисом Николаевичем мы были практически ровесниками, он только окончил медицинскую академию имени Сеченова. Помню, приводил меня в пример девушке, которая лежала в реанимации на соседней кровати. У нее была сложная операция на желудке, я ее постоянно подбадривал. Она начала самостоятельно есть, улыбаться, радоваться жизни.

— Кто первым навестил вас в больнице?

— Первыми пришли друзья. Сестра Оля, узнав о трагедии, срочно вернулась с гастролей. Помню, когда она зашла ко мне в реанимацию, мы встретились взглядами и еще минуты две молчали. Все было ясно, родителей нет, мы сироты. Сестра долго пребывала в панике. У нее была затяжная депрессия. Она была на опознании, потом общалась с сотрудниками ритуальной службы, хоронила родителей. Маму нашли второй по счету, сестра потом рассказывала, что она была целехонькой, тело не было ни покорежено, ни поцарапано. Все были в пыли, а она чистенькая, аккуратная, в ночной рубашке.

Отца нашли 67-м по счету. Он был весь переломанный. Сестра Оля рыдала, когда увидела, насколько у него сплющено, раздавлено лицо. Отец в тот день засиделся за книгой, спал в соседней комнате. А утром рано поднялся. Его нашли в шортах, которые он обычно надевал, когда выскакивал в общий коридор покурить. Мне не дает покоя мысль, что он чувствовал, когда обрушился дом. Но говорят, что они все погибли за несколько секунд.

В палате Максим с сестрой Олей вспоминали, как отец, Феликс Петрович, влюбившись, бросил медицинский институт и уехал за их мамой, Верой Васильевной, из Архангельска в узбекский город Навои, куда она получила распределение после техникума.

— Дня не мог прожить без нее. Такая была любовь. Приехал к маме в Узбекистан с одним матрасом, — рассказывает Максим. — В Навои добывали редкоземельные элементы, драгоценные металлы и уран. Это был молодой, развивающийся город. Проектировали его ленинградские архитекторы, жители — полный интернационал. Чтобы кормить семью, отец устроился на горно-металлургический комбинат. Работал бригадиром, был активистом, играл на гармошке, гитаре, трубе, барабане. Вскоре родилась сестра Оля, а через пять лет, в 1975-м, я.

Выйдя на пенсию, родители Максима решили перебраться в Россию.

— Они отработали по «вредной сетке» на урановом производстве, стали ветеранами труда. Директор горно-металлургического комбината Николай Кучерский выдавал тогда квартиры работникам-ветеранам по всей России. Родители сдали нашу «трешку» в Навои и в 1997-м получили аналогичную квартиру в Калязине, Тверской области. Из цветущего большого города с фонтанами и бассейнами мы попали в большую деревню. Калязин — симпатичный городок на Волге, но, чтобы чувствовать себя счастливым, там нужно родиться и не знать другой жизни. С работой было плохо, у людей другой менталитет, много пьющих. Я в Навои получил специальность электрика горного оборудования. На новой родине, так как хорошо рисовал, пошел расписывать матрешки. Коллектив был чисто женским, на предприятии работало 50 человек. Во мне бурлила молодая энергия, мне хотелось чего-то большего.

— Как оказались в Москве?

— Вскоре я подался в столицу, стал работать продавцом на строительном рынке «Каширский двор», быстро дорос до старшего менеджера, стал хорошо зарабатывать. Сестра Оля хорошо танцевала, окончив в Московской области институт культуры, отправилась с хореографическим коллективом на гастроли в Японию. А потом поехала туда на работу. Больше 10 лет занималась организацией развлекательных мероприятий. Ребята и молодые девчонки выступали с танцевальными, цирковыми и акробатическими номерами в различных клубах. А на те деньги, что удалось скопить, она решила купить квартиру в Москве. С отцом они посмотрели очень много вариантов. Могли приобрести жилье и в Черемушках, и «однушку» в «сталинском» доме в самом центре, рядом с метро «Октябрьская». Но в результате выбрали малогабаритную «двушку» в кирпичном доме на Каширском шоссе.

На самом деле выбрали свою судьбу. Об этом Максим думал, когда проходил реабилитацию, которая продлилась три месяца.

— Нога была прямой, не сгибалась, я начал ее усиленно разрабатывать. Но, видимо, почувствовал в себе слишком много силы, стал давать большую нагрузку на ногу. Титановая пластина, которой были скреплены кости, потихоньку расшатывалась. А тут еще на радостях после выписки я отправился в гости к лучшему другу Марку в Навои, в Узбекистан. Хотел попасть в город, где был счастлив, где мы жили с родителями, где прошло детство. Мы там бурно отметили мое выздоровление, потанцевали от души, да так, что погнулась в ноге титановая пластина, кость хрустнула. Нога опухла, с температурой 39 градусов я снова попал в ту же 7-ю московскую городскую больницу. Врачи были в шоке, спрашивали: «Как же так?!» Я снова оказался на операционном столе. Начался второй круг ада, я снова два месяца ходил на костылях.

«Выделили малолитражку, на инвалидной «Оке» и стал зарабатывать»

Еще плохо передвигаясь, Максим приходил на могилы родителей. Феликса Петровича и Веру Васильевну Мишариных похоронили на Митинском кладбище.

— Потому что власти предлагали нам то квартиру в Митине, то за МКАДом, то однокомнатную вместо двухкомнатной. Нам здорово помогли женщины-милиционеры: две Татьяны, Венера и Мила. Приняли участие в нашей судьбе. Возили нас с сестрой по инстанциям, выбивали все, что нам положено: квартиру, документы. Благодаря их усилиям мы получили двухкомнатную квартиру в Братееве, на Борисовских Прудах. Сестра еще долго не могла оправиться от горя. Спать одна в квартире она не могла, жила в постоянном страхе. В том же году случилось еще несколько терактов, жители жилых домов своими силами организовывали круглосуточные дежурства. Целый год с сестрой рядом днем и ночью были друзья.

В квартире нас встретили голые стены. Нужно было делать ремонт, покупать мебель, бытовую технику. Деньги, выделенные властями в качестве компенсации, ушли на лечение.

— Мы ничего не требовали, не просили. Как чудо восприняли, когда банк «Зенит» по собственной инициативе без всяких условий выделил нам 7 тысяч долларов. А начальник управления соцзащиты населения Южного административного округа Антонина Твердикова выбила для меня автомобиль «Ока». На этой инвалидной «Оке» я стал возить стройматериалы, зарабатывать.

Максиму со всей России приходили письма со словами поддержки.

— Люди старались нас приободрить, рассказывали свои истории, как сами выходили из непростых жизненных ситуаций. Дети и подростки присылали стихи, рисунки и даже игрушки. Отдавали самое дорогое, что у них было. Эти послания очень сильно вдохновляли.

Бывало, придя к часовенке, на место, где был взорван их дом, Максим заставал там Юрия Сафонцева, кому тоже удалось выжить в теракте, в самом центре ада.

Выживший после теракта-1999 на Каширском шоссе раскрыл страшные детали

Сафонцевы жили в квартире №118, на 7-м этаже. Юрия спасла бетонная плита, которая, надломившись, встала «домиком» над его головой. Но нижняя часть его тела была придавлена, он не мог пошевелиться. В первые минуты после взрыва он еще слышал голос жены, которая тихо звала его по имени, а потом затихла.

Юрия вытащили спасатели. Услышав рядом с собой голоса, он стал звать на помощь. Плиту сдвинули, его откопали и сразу дали напиться воды из пожарного шланга.

— Он тоже долго лежал в реанимации, 9 месяцев не вставал с больничной койки, — рассказывает Максим. — У него было сломано бедро, лопнул мочевой пузырь. Ему дали инвалидность, ведь мочевой пузырь не восстанавливается, и Юрию приходилось постоянно ходить с пластиковым контейнером. Первые четыре года после взрыва мы еще виделись иногда около мемориала. Он приходил к часовенке, разговаривал со своей покойной женой Татьяной. А потом потерялся из виду. Кто-то упомянул, что дочь забрала его к себе в Лондон, где обосновалась и пустила корни.

В теракте погибли заслуженные учителя, известные музыканты, спортсмены, профессора, а сильно пьющие жильцы с первого этажа, которые постоянно устраивали пьяные дебоши и скандалы, как рассказал Максим, именно в тот вечер на всю ночь ушли в гости. Там заночевали и спаслись.

— Потом жители соседних домов рассказывали, что, появившись у разрушенного дома в 8 утра, они громче всех кричали и требовали, чтобы им предоставили жилье.

«Боль не ушла, сидит занозой внутри»

Это потом стало известно, что серия терактов была организована и профинансирована Эмиром аль-Хаттабом и Абу Умаром из незаконного вооруженного формирования Исламский институт «Кавказ».

Взрывчатка была сделана на фабрике удобрений в Чечне, в Урус-Мартане. Расфасованную взрывчатую смесь в виде мешков с сахаром доставили в столицу. Один из боевиков, Ачимез Гочияев, для осуществления взрывов по поддельным документам арендовал склад на улице Краснодарской, а потом и помещения на улице Гурьянова и Каширском шоссе.

— Я помню мебельный магазин «Ива», который располагался у нас в подвале. Как потом выяснило следствие, владелец сдал это помещение за тысячу долларов временно под склад «сахара». Но только недавно я узнал, что, оказывается, участковый Дмитрий Кузовов, когда приходил с проверкой, видел эти мешки. Ему показалось странным, что в мебельном магазине хранится сахар. Когда 12 сентября он пришел с повторной проверкой, дверь в магазин уже была закрыта. А взламывать ее в отсутствие владельца, согласно должностной инструкции, он не мог.

Вот так была запущена цепочка трагических случайностей, а может быть, закономерностей, которая привела к взрыву.

Максим знает, что все причастные к двум терактам в Москве в 1999 году были установлены. Денис Сайтаков и Равиль Ахмяров были убиты в Чечне. Хакима Абаева ликвидировали в ходе спецоперации в Ингушетии 30 мая 2004-го. Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев были арестованы в Грузии. Суд приговорил обоих к пожизненному заключению. Но Ачимез Гочияев, кто арендовал помещения и самолично укладывал мешки с гексогеном в подвалы домов, жив и остается на свободе. Он до сих пор находится в федеральном и международном розыске.

Максим Мишарин не уехал из Нагатина-Садовников. Остался работать в районе «Каширского двора». Пахал как мул по 14 часов в день семь дней в неделю. С другом у них была своя компания, они занимались натяжными потолками. Потом Максим открыл цех по производству витражных потолков.

— В 2005 году на Борисовских Прудах, рядом с сестрой, купил трехкомнатную квартиру, женился. Сейчас у нас в семье подрастают трое детей, дочери Ноне 10 лет, Агате — 8,5, сыну Феликсу — 5. Его назвали в честь моего отца. На этом настояла жена. Уж больно имя ей казалось сильным. Каким, впрочем, и был батя. Сейчас я уже привык, а первое время, когда называл сына по имени, передо мной сразу вставал образ отца. Мурашки шли по коже…

Когда бизнес был налажен, семейная жизнь устоялась, Максим вдруг почувствовал пустоту в душе и пошел учиться в художественный институт имени Сурикова при Российской академии художеств.

— Я и раньше рисовал, но тут захотел разобраться в искусстве, заняться академическим рисунком и живописью на профессиональном уровне. Было, конечно, сложно. Три года я работал и учился. Но и отдача была неимоверная. Я приобрел много новых друзей, с которыми плотно общаюсь. И художественными витражами теперь занимаюсь более осмысленно.

Пока мы беседуем, Максим время от времени массирует ногу. До сих пор дают о себе знать травмы, полученные при взрыве дома.

— Нога постоянно болит, она криво срослась, я до сих пор хромаю. Без селезенки люди живут. Это ладно. Но я плохо сплю, в голове постоянно шумит, что-то гудит и звенит. И память из-за перенесенной контузии стала подводить.

В последнее время Максим думает: а не покреститься ли ему еще раз? Обряд таинства крещения он прошел, когда лежал в реанимации. Все были напуганы, думали, что Максим не выживет. И пригласили в больницу священника.

— Я помню очертания батюшки и то, что говорил ему что-то в ответ на вопросы. Теперь хочется к таинству крещения подойти уже осмысленно. Только вот не знаю, дозволительно ли это? Сейчас читаю книгу «Несвятые святые», рассказы архимандрита Тихона, и такая теплота и благодать разливаются в душе…

Со дня теракта прошло уже 20 лет. Максим говорит: «Годы пролетели как один миг, но боль не ушла, она сидит занозой внутри».

— Я выжил тогда, 13 сентября 1999-го, но для меня это число навсегда останется символом несчастья. Где бы я ни встречал цифру 13, я всегда вспоминаю взрыв и обрушение дома. Заново переживаю события того трагического дня.

Материалы по теме:

Богословы РПЦ предложили ликвидировать Вселенский патриархат
«Варфоломей не то ударил шахматной доской по голове партнера, не то разрубил гордиев узел» ...
Пенсионная реформа: «Кому вы нужны с вашим опытом?»
Фото: Антон Новодережкин/ТАСС ...
Лужков ответил на идею объединить Москву и Подмосковье в Московскую губернию
Интеграция полезна экономически, но вопрос управления остается открытым ...
Отец сенатора Арашукова вместе с подельниками поставляли газ несуществующим потребителям
Дела в отношении Рауфа и Рауля АрашуковыхОфициальный представитель СК РФ Светлана Петренко сообщила, что они реализовывали газ компаниям и физическим лицам за наличный расчетОписаниеСоветник генерального директора ОАО "Газпром межрегионгаз" Рауль Арашуков© Снимок с видео/Следственный комитет РФ/ТАСС Советник генерального директора ОАО "Газпром межрегионгаз" ...

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика