Московские грузины несерьезно восприняли конфликт с Россией
«Не знаем, что происходит, но к проверкам готовимся»
Как минимум грузинское вино и грузинские рестораны стали неотъемлемым атрибутом московской жизни. Мы опросили сотрудников этих заведений — как они чувствуют ситуацию, что может измениться для них? — и поняли, что растерянность среди московских грузин такая же, как 13 лет назад. Но есть нюанс: пока что никто не воспринимает происходящее слишком серьезно.
фото: en.wikipedia.org
Грузинский ресторанчик на тихой периферийной улице Академика Бочвара. Запах шашлыка, деревянный интерьер, помидоры и барашек. В зале (оно и очевидно, белый день!) тишина и пустота. Ждут ужина. Двое официантов — мужчина и женщина. Все совершенно спокойно и обыденно.
— Ой, да все это ерунда, — говорит мужчина по имени Ваха. — Это политики ругаются, а мы здесь живем, русские — хорошие люди. Я никогда плохого про русских не говорил. Путин? Ну это политика, зачем нам о политике говорить?
Ваха родом из окрестностей Батуми. У его родителей есть свой ресторан — маленький, правда. Он подрабатывал там с восьми лет. А сейчас ему 23, и он хочет через три года открыть собственное кафе. Все рассчитал точно. Но это будет в Батуми — там сейчас большой поток туристов.
— Что самолеты отменили — очень жалко, — признается Ваха. — Надеюсь, все наладится. У нас в Батуми больше половины туристов пока из России, остальные — Европа, Турция. Очень надеюсь, что до 9 июля политики разберутся…
Центр города, Кузнецкий Мост. Бывают «шикарные» грузинские рестораны, а этот скромный, без помпезного дизайна. Интерьер тоже не сугубо национальный, скорее модернистский. Персонала здесь больше, на столь же пустой зал — двое узбеков, один киргиз, русский и (все-таки!) грузин. Последний — старший в зале, страшно занят: по всему ресторану, в том числе в служебных помещениях, ходят две женщины средних лет в строгих очках и легкомысленных из-за жары нарядах. Доносятся разговоры: «Так, ну у вас здесь по двум позициям не совсем порядок, рекомендую слить в одну…» — «А по кассе как это проводится?..» Неужели, как в 2006 году, тотальные проверки всего «окологрузинского»?
— Пока нет, — смеется Рашид, один из официантов, и тут же поправляется. — Вроде нет. Но мы что, мы готовимся! Проверки тут у нас всегда.
— Вино пока не запретили, и минералку,— так же весело продолжает его коллега Константин. Отношение посетителей тоже не изменилось — ну, собственно, оно и понятно, среди официантов грузин нет вовсе. А менеджер с клиентами и не общается.
— Работаем как работали! — говорит на бегу этот менеджер — на бейджике мелькает «Зураб». — Уезжать? С какой стати? Никуда уезжать никто не думает!
А вот уже по другую сторону Тверской — более дорогой грузинский ресторан. Тут есть «целый» метрдотель по имени Натэлла, она родилась в Москве, а родители из Гори. «Я на себе испытала кризис 2006 года, потом была война-2008, — вспоминает она. — Все это время была в Москве. Но ведь родственники — они-то в Грузии, к ним нужно ездить! Бабушка еще была жива… Они были тогда очень бедные еще, только-только закончилась разруха девяностых, когда даже в Тбилиси свет выключали постоянно.
Так вот тогда тоже перестали летать самолеты напрямую, я летала через Стамбул. 45 килограммов багажа, туда везешь всякие нужные вещи, оттуда — подарки и продукты, вино, конечно. Спасибо, в Грузии и Турции тогда не зверствовали с багажом, перевес обычно не оплачивала».
Нынешняя ситуация очень неприятная, но есть надежда, что все уладится, надеется Натэлла. Потому что москвичи успели по-настоящему привыкнуть к грузинской еде, многие за последние годы съездили в Грузию в отпуск. «Ну как мы будем друг с другом воевать, это просто невозможно, я молюсь, чтобы этого не было!»
По поводу молитв: у Грузинской православной церкви в Москве есть известный храм, он же центр грузинской диаспоры: церковь святого Георгия в Грузинах (там же раньше был и дворец грузинских царей). При нем и лавка, и кафе, и церковный магазин, и книги. Там тоже пустынно — и образцовый при этом порядок. За прилавком — Нина, родители которой родом из Тбилиси.
— Я сама не понимаю, честно говоря, что происходит, — говорит Нина. — Очень все это грустно. Мы с Россией воевать не хотим, тем более что я вот здесь в Москве живу, а в Тбилиси у меня десятки родственников. Это трагедия — все, что происходит, и тогда, 10 лет назад, и сейчас. Почему такое — не знаю, и никто не знает!
— Почему-почему… Вот потому, что дружба-то вся их — какая? — корыстная! — кричит приятелю сидящий у памятника Шота Руставели бездомный. — Надо было их не отпускать, тогда бы ничего этого не было!
Приятель сонно кивает. Больше у памятника Руставели никого нет — площадка, где он стоит, слишком залита солнцем, а на солнце заметно больше 30 градусов. В тени рядом играют дети из детского сада — но район дорогой, поэтому детский сад тоже непростой: две воспитательницы офисного вида командуют ими только по-английски: «Aziz! Vakhtang! Where should you be?!» — девушки собирают свою паству, одетую в светоотражающие желтые жилеты, и ведут строем — как в обычном садике — в сторону памятника русско-грузинской дружбе, вокруг которого тоже ничего не происходит. Ни цветов, ни плевков. Не в первый раз «деремся». Ну или просто уже надоело реагировать.
