Могут ли ЛГБТ-семьи защитить своих детей от изъятия? Отвечают родители и юристы

Фотография: Hero Images/Getty Images

Редактор квир-зина «Открытые» Мария Лацинская поговорила с юристом и ЛГБТ-семьями о том, как защитить своих приемных или биологических детей, если ими заинтересовались органы опеки или правоохранители.

В июле Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении сотрудников московской соцзащиты, которые «допустили» воспитание двух усыновленных мальчиков гей-парой. В ведомстве сочли, что родители (позднее стали известны их имена — Андрей Ваганов и Евгений Ерофеев) пропагандировали «нетрадиционные отношения», которые, в свою очередь, «причиняли вред здоровью» детей. Мужчины вместе с детьми уехали из России в отпуск — за это время сотрудники правоохранительных органов устроили обыск в квартире гей-пары и допросили их родителей. Сейчас семья находится в другой стране и наблюдает за развитием ситуации.

Как живут российские ЛГБТ-семьи с детьми и чего они опасаются

Аноним

Живет в Москве

Я усыновил ребенка четыре года назад, он уже не находится под наблюдением органов опеки. Решение об усыновлении принимает суд, а не органы опеки, и в суде у меня не возникло никаких сложностей. Хотя я знаю и обратные примеры.

К сожалению, усыновление — процедура, которая во многом зависит вовсе не от документов, а в первую очередь от личных симпатий, которые вы можете вызывать или не вызывать как у конкретного судьи, так и у представителей органов опеки.

Я абсолютно открытый гей, моя ориентация известна и родным, и друзьям, и коллегам. С органами опеки была игра «donʼt ask — donʼt tell», хотя, разумеется, люди не идиоты и все понимают. Но до тех пор, пока я не заявил об ориентации письменно, каким образом этот факт может быть подтвержден? У органов опеки тоже нет такой задачи. Их вполне удовлетворяет, что с моим ребенком все в полном порядке.

Скрываю ли я своего сына в соцсетях? Мне кажется это странным.

Почти все родители гордятся своими детьми, любят их, хватаются успехами. Я точно такой же. У меня прекрасный сын, почему я должен бояться публиковать его фотографии в фейсбуке?

Мой сын может рассказать только то, что у него есть отец и нет матери. Это и так известно благодаря свидетельству о рождении, где в графе «мать» стоит прочерк. Я пока, увы, не живу в союзе с другим мужчиной, поэтому обсуждать с ребенком просто нечего. Если ситуация изменится, тогда и поговорим.

У людей, которые столкнулись с атакой системы, нет никакого другого выбора, кроме как бежать из страны. Тем более когда вопрос касается твоих собственных детей. Можно бороться за себя, но невозможно, когда подлецы угрожают твоим детям и делают это открыто. Жизнь ЛГБТ-людей в России, у которых есть дети, — это жизнь на пороховой бочке. Гей-родитель — это враг народа, исходя из позиции властей.

ЛГБТ-родителей вынуждают делать из своей личной жизни фикцию: изображать гетеросексуальность, вступать в фиктивные разнополые браки, молчать о себе в социальных сетях и так далее. Поскольку страной правит ОПГ, то, выражаясь их языком, ЛГБТ-родителей они хотят «загнать под шконку». И я не могу не отметить, что это у них получается. Предыдущий пример с Юлией Савинских и нынешняя история направлены именно на это. Живые люди и судьбы детей не интересуют этих подонков в принципе.

Юлия Малыгина

Руководитель центра «Ресурс ЛГБТКИА Москва»

Мы живем с женой Аней в Москве больше семи лет. У нас есть кошка, дегу (кустарниковая белка. — Прим. ред.) и улитка. У Ани есть сын. Живет пока вместе с нами, учится, сейчас ему 20 лет. Аня была в гетеросексуальном браке год и вскоре после рождения сына развелась. И у Ани и у меня это не первые отношения с женщинами, но первые — такие долгие и серьезные. Мы бы хотели [официально] пожениться.

Мы с Аней открыты, про нас знают друзья, коллеги, наши родительские семьи. Нас принимают, и это тоже влияет на долгосрочность наших отношений, нас поддерживают. А многие ЛГБТ-семьи лишены этой поддержки и находятся в изоляции.

Наш ребенок уже взрослый, и у нас нет проблем, что он может говорить посторонним, а что нет. По опыту других родителей, которых мы знаем и которые делятся с нами своими историями, да, дети могут рассказывать про свою семью — это естественно, и это может иметь нежелательные последствия, к этому нужно быть готовыми. Давать отпор, если это возможно, договариваться или уходить из школ и поликлиник.

С детьми нужно обсуждать, что можно говорить, а что нет — и почему не стоит этого делать. Надо говорить, что есть люди, которые не принимают нас, и они могут быть опасны для всей семьи. Дети способны быстро понимать и схватывать такие вещи. Главное, с нашей точки зрения, быть честными и открытыми в своей собственной семье.

Такие ситуации, как с гей-родителями и преследованиями, создают небезопасную атмосферу. В родительском сообществе растут страхи, напряжение и подозрения. Но мы знаем пары и семьи с детьми, которые открыты и спокойно живут. ЛГБТ-семьи [в России] есть, и мне бы хотелось, чтобы государство признало их существование, а не запугивало и преследовало в угоду придуманным и раздутым традиционным семейным ценностям.

Мы внимательно следим за ситуацией вокруг гей-пары из Москвы. Если эта ситуация будет разворачиваться дальше, под угрозой окажутся и другие ЛГБТ-родители, может начаться охота на ведьм, выискивание неблагонадежных семей, преследования, а усыновленные или удочеренные дети могут лишиться благополучной жизни.

Семья — это естественный процесс, его нельзя остановить, люди хотят быть вместе, хотят вместе растить детей; преследовать их за это, наказывать — безнравственно.

Дети в ЛГБТ-парах — не роковая ошибка соцзащиты, как это хочет представить наша государственная машина, а естественный ход вещей. Здесь невозможно ничего исправить, здесь не нужно ничего исправлять, здесь нужна только поддержка. А вместо нее мы получаем преследование и бегство.

Можно посоветовать в этой ситуации только одно — спасать себя, свою семью и уезжать из России. Мы тоже думали об отъезде из России. Возможно, в будущем. У нас есть родители, которым нужна помощь и поддержка. Сейчас отъезд из России — это крайняя мера, когда что‑то будет угрожать нашей жизни и благополучию.

Настя

Жительница Москвы

Я живу с девушкой и двумя ее детьми от предыдущих браков. [У нас] два мальчика — 6 и 13 лет. Я думаю, не нужно демонстрировать свои отношения, даже перед детьми. Также мы договорились, что не будем писать о детях в социальных сетях.

Мои друзья и родители знают об ориентации, а девушка — в шкафу, [скрывается]. Я считаю, что разговорами с детьми о том, что им можно говорить, а что нет, должна заниматься мать. Но она, к сожалению, даже себе не может признаться, в какой семье живет.

Думаю, что ЛГБТ-семьи могут вполне спокойно жить и в России. Главное — не демонстрировать свои отношения, я считаю, это не нужно.

Аноним

Жительница Петербурга

Я развелась с мужем семь лет назад, и с этого момента стала встречаться с девушками. Мои последние отношения длятся полтора года. [Бывший] муж и самые близкие друзья в курсе моей ориентации, а от остальных мы с девушкой скрываем наши отношения.

Моим детям уже по 12 лет, они родились в гетеросексуальном браке. Так как они достаточно взрослые и у них уже есть собственный голос, то органы соцзащиты вряд ли смогут отнять их без учета их мнения. Возможно, я заблуждаюсь. Я и без того живу в постоянном напряжении. Очень сочувствую всем ЛГБТ-семьям, которые попадают в зону внимания властей.

Я просила детей не упоминать мои отношения в разговорах с другими людьми, но, кажется, они и сами уже научились уклончиво говорить и скрывать часть информации. Например, мы скрываем все от моих родителей.

Меня мучает совесть, что я вынуждаю детей врать. Не считаю это нормальным, но и почувствовать себя свободной и открытой не могу.

ЛГБТ-семьи в России могут жить, но если только сидеть тихо и если повезет. Я думала об отъезде из России, но решила, что не готова перестраивать всю жизнь, ведь мне уже почти 40 лет.

Алиса

Живет «не в столицах»

Мой ребенок появился в традиционной семье, я была замужем. Про свою ориентацию знала всегда, но думала, что можно себя перестроить, понимала, что с гетероориентацией в России жить проще и спокойнее. Не очень получилось. Мужа любила, расстались хорошо. Сейчас у меня есть девушка, к которой прекрасно относится моя 10-летняя дочка: скорее как к старшей сестре, чем как к родителю. Но слушается, считается с ней, любит ее и очень ласково общается.

О моих отношениях знает мама, она придерживается позиции «лишь бы ты, доченька, была счастлива, да и мне спокойнее, если с внучкой рядом женщина, а не чужой мужик». Бывший муж и очень узкий круг самых близких друзей тоже в курсе. На работе не знают, а соседи думают, что я сдаю комнату подруге. У нее тоже знают только сестра и пара близких подруг, которые тоже лесбиянки.

Я пишу о дочери в своих соцсетях, но мои открытые страницы никак не выдают ориентацию: на них подписаны люди с работы и учителя из дочкиной школы. В закрытом аккаунте для своих я делюсь информацией о личной жизни.

Я боюсь, что дочка может рассказать о нашей семье посторонним людям. Но она в спектре РАС (расстройств аутистического спектра. — Прим. ред.), поэтому мало разговаривает о том, что ее не интересует остро. А это все то, что в порядке вещей. Поэтому ей в принципе неинтересно обсуждать нашу жизнь — она же в порядке вещей. Это глобальное отсутствие любопытства играет большую роль. Если бы это был обычный ребенок, то пришлось бы договариваться. И да, она в курсе характера наших отношений: мы дома, не заостряя, говорим о гомофобии, расизме, других -измах и фобиях. Она также в курсе, что в России [гомосексуальные отношения] преследуется и у нас могут быть проблемы, если кто‑то узнает, особенно в школе. Я сказала, что доверяю ей, и она подошла к этому серьезно. Официальная версия та же, что и для соседей, — подруга живет у нас, потому что у нее ремонт/ищет работу/вместе веселее/сдаю комнату.

Я слежу за ситуацией вокруг гей-пары из Москвы, как и за любой другой, касающейся ЛГБТ-семей. Реакция властей предсказуема, она вызвана ужасным страхом и желанием «прикрыть тылы», поэтому нужно срочно найти крайнего — ими оказались органы опеки.

Я сама очень боюсь подобной ситуации, но мне кажется, двум женщинам проще, чем двум мужчинам. То ли общество более лояльно относится, то ли сам факт того, что юридически одинокий мужчина усыновляет ребенка, по-прежнему подозрителен.

Вряд ли я бы посоветовала что‑то еще, кроме как уезжать из страны, если дело дошло до серьезных угроз. Прямо вот все бросать и просить политическое убежище, например, в Финляндии — у меня туда уехали три знакомые ЛГБТ-пары. Я не верю, что сегодня можно добиться справедливости в этом вопросе в России.

Камила и Арина

Живут в Чехии

У нас двое родных детей. Обсуждали усыновление, но с принятием ряда бесчеловечных законов мы оставили эти мысли. На момент отъезда детям было четыре и два года.

Мы думали уехать из России еще до рождения детей. Когда появился сын, стали искать способ. Было чувство, что в ближайшее время мнение общества не изменится в отношении ЛГБТ-семей, что мы можем воспитывать детей, но окружение все равно внесет корректировки.

Не было никакой последней капли — как только появилась возможность уехать, мы уехали.

О наших отношениях знало ближайшее окружение: родители с двух сторон, самые близкие друзья и некоторые коллеги.

Главная сложность для ЛГБТ-семей в России — в окружающей среде, с которой они сталкиваются каждый день. Это садики, поликлиники и развивающие занятия. Нам всегда приходилось подстраиваться и сначала проверять человека на адекватность.

Мы стараемся не публиковать в соцсетях информацию о семье, так как не верим в безопасность и анонимность интернета в целом.

Как защитить ребенка от изъятия из ЛГБТ-семьи

Максим Оленичев

Юрист, адвокат ЛГБТ-группы «Выход»

Как выглядят проверки семей с приемными детьми и в каких случаях они происходят?

После усыновления органы опеки и попечительства контролируют условия жизни и воспитания детей. В том числе бытовые условия (как выглядит квартира, хватает ли в ней места), доступ к образованию и необходимой медицинской помощи, возможности для развития ребенка в соответствии с его возрастом и взаимоотношения с родителем.

Такие проверки называются «контрольным обследованием». Специалист органа опеки и попечительства посещает семью и место жительства приемных детей. Сотрудник производит осмотр жилого помещения и общается с ребенком и родителем. При необходимости он может просить документы, подтверждающие успеваемость ребенка в образовательном учреждении, выписки или медицинскую карту о состоянии здоровья и другие бумаги, связанные с целями проверки.

По результатам обследования специалист, посещавший семью, составляет отчет об условиях жизни и воспитания усыновленного ребенка. В отчете содержатся сведения о его состоянии здоровья, результатах обучения, эмоциональном и поведенческом развитии, навыках самообслуживания, внешнем виде и взаимоотношениях в семье.

В первый год после усыновления проверки проводятся один раз в полгода, во второй и третий годы — раз в год, а начиная с четвертого года они могут не проводиться вовсе. Но по усмотрению органа опеки и попечительства могут проводиться в установленные ими сроки.

Чем грозит раскрытие негетеросексуальной ориентации родителя перед органами опеки?

В разных случаях по-разному. В органе опеки и попечительства могут работать адекватные люди, которые понимают, что ребенку хорошо в семье (неважно, однополой или разнополой), он получает заботу и социализируется.

Случалось, что органы опеки и попечительства уже во время проверок узнавали, что ребенок живет в однополой семье, и не предпринимали никаких действий.

Сама по себе иная сексуальная ориентация или гендерная идентичность не может быть основанием для отмены усыновления и помещения ребенка в детский дом.

Тем не менее я не рекомендую раскрывать перед органами власти свою сексуальную ориентацию или гендерную идентичность. Хоть это и не может стать основанием для отмены усыновления, органы опеки и попечительства могут составить акты проверки таким образом, что вы вдруг окажетесь плохим усыновителем, не учитывающим интересы ребенка.

Есть ли случаи, когда приемных детей в России отнимали у ЛГБТ-родителей?

Нам не известно об иных попытках отобрать детей в однополой семье из‑за сексуальной ориентации родителей, кроме ситуации с гей-парой в Москве, а также из‑за гендерной идентичности, кроме случая Френсиса (в медиа чаще использовали имя Юлия Савиновских. — Прим. ред.) из Екатеринбурга.

Как обезопасить себя при проверках со стороны органов опеки?

К сожалению, в России из‑за закона о гей-пропаганде ЛГБТ-людям часто приходится скрывать свою идентичность. В случае проверки со стороны органов опеки родителям лучше не демонстрировать, что у них однополая семья. Второму партнеру, возможно, не стоит присутствовать при проверках. Важно показать, что родитель занимается содержанием и воспитанием ребенка, предоставляет ему необходимое.

Конечно, не выдавать информацию о своей идентичности и личной жизни — не универсальный совет. И дети, вырастая в гомофобном обществе, вынуждены скрывать перед посторонними людьми факты из жизни своих родителей. Но, к сожалению, с этим приходится мириться однополым парам, чтобы сохранить семью в России.

Что будет, если соцзащита узнает о гомосексуальной ориентации родителей?

Если все-таки органу опеки и попечительства стало известно о вашей сексуальной ориентации или гендерной идентичности, отличающихся от цисгендерной гетеросексуальной идентичности, то следует наладить диалог. Возможно, все решится на этом этапе.

Если же орган опеки будет настаивать на отмене усыновления, то обращайтесь за помощью в ЛГБТ-группы (список организаций, которые способны помочь в такой ситуации, приведен в конце статьи. — Прим. ред.). У них есть юристы и адвокаты, которые смогут оказать поддержку. В этом случае важно обратиться к адвокату немедленно, как только появился риск отмены усыновления.

Каким образом надзорные органы могут забрать ребенка из семьи и поместить его в соцучреждение?

Существует два варианта. Первый — когда изъятие инициируют органы опеки и попечительства. Сотрудник вправе немедленно отобрать ребенка у родителей, если существует угроза его жизни или здоровью. Для этого орган опеки и попечительства должен получить информацию о наличии такой угрозы. Сотрудники проверяют достоверность этих сведений. Если информация подтвердилась, то издается решение об изъятии ребенка. С этим документом органы опеки и попечительства вправе забрать ребенка из семьи и поместить в социальное учреждение. Затем сотрудники должны подать в суд иск о лишении или ограничении родительских прав.

Во втором случае речь идет о безнадзорных детях, которые проживают в семьях, находящихся в социально опасном положении. Занимается ими подразделение по делам несовершеннолетних при МВД. Сотрудники могут доставить ребенка в ОВД, если усыновители не контролируют его поведение или жестоко с ним обращаются.

Продержать ребенка в отделении могут не более трех часов. После этого им должны заниматься органы опеки и попечительства, которые передают ребенка родителям или в социальные учреждения. Последний вариант предусмотрен в тех случаях, когда имеются основания для отмены усыновления, ограничения или лишения родительских прав.

В последнее время полиция крайне редко этим занимается, поскольку таких полномочий по изъятию детей больше у органов опеки и попечительства.

Как поступить, если гомофобные соседи, врачи или учителя пожаловались на ЛГБТ-семью в полицию или соцзащиту?

Нужно оценить опасность ситуации. Если назначается проверка, в ходе которой орган опеки и попечительства обвиняет семью в совершении преступлений против интересов детей, то необходима консультация юриста.

Сотрудники стремятся сразу забрать ребенка и поместить его в центр временного содержания, если его родителей подозревают в совершении преступлений против детей.

Нужно сделать все, чтобы ребенок остался в семье: обратно его вернуть будет непросто.

Что могут сделать органы опеки до решения суда?

Немедленно отобрать ребенка и поместить его в центр социальной помощи или в детский дом, если посчитают, что существует непосредственная угроза его жизни или здоровью. Родитель вправе обжаловать в суде такие действия органа опеки. Если суд встанет на сторону родителя, то ребенка вам вернут.

Все зависит от того, сможет ли орган опеки и попечительства предоставить доказательства, подтверждающие существование непосредственной угрозы жизни или здоровью ребенка со стороны родителей. Если не сможет, то у родителей есть большие шансы вернуть детей в семью.

Но лучше постараться решить проблему до изъятия ребенка из семьи и уехать с ним, например, в отпуск, [чтобы выиграть время и оценить ситуацию].

Могут ли органы опеки лишить прав биологических ЛГБТ-родителей? Например, если их дети родились в гетеросексуальном браке.

В этом случае основания для лишения гомосексуалов родительских прав общие с гетеросексуальными людьми, они регулируются статьей 69 Семейного кодекса РФ. Основания могут быть следующие: родители уклоняются от выполнения своих обязанностей, в том числе при злостном уклонении от уплаты алиментов; отказываются без уважительных причин взять своего ребенка из родильного дома (отделения) либо из иной медицинской организации, образовательной организации, организации социального обслуживания или из аналогичных организаций; злоупотребляют своими родительскими правами; жестоко обращаются с детьми, в том числе осуществляют физическое или психическое насилие над ними, покушаются на их половую неприкосновенность; являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией; совершили умышленное преступление против жизни или здоровья своих детей, другого родителя детей, супруга, в том числе не являющегося родителем детей, либо против жизни или здоровья иного члена семьи.